Чао, Иринчик, чао! - Ирина Коджо

class="p1">Включился защитный механизм, и я почти сознательно переключила ход своих мыслей: «Спокойно. Я в отпуске. Осталось всего два дня, а я, кроме Жаницы и Грота, нигде не побывала. Хорошо бы погулять по Герцег Нови и сходить с экскурсией на дачу Тито. Это будет лучше, чем сидеть в номере или идти плавать на наши места, опять вспоминать и думать о нем».

Еще в Москве я читала, что на Савина самые привлекательные пляжи, поэтому решила взять купальник, воду и после монастыря пойти гулять, плавать, открывать для себя новые красоты.

«И бог с ним, с этим сербом, – сказала я себе в тот момент. – В чужую голову не залезешь. Кто знает, что у него на уме?! В конце концов, исчез и исчез! Завтра будет день, и будет новое приключение».

Поскольку на завтрак я пришла раньше обычного, людей в зале было еще мало. Поставив на покрытый белой скатертью столик тарелки с выбранной едой, я собралась быстро позавтракать.

– Доброе утро, – послышалось приветствие в мой адрес.

Подняв голову, я увидела за соседним столиком соотечественника из Москвы, с которым познакомилась здесь же пару дней назад. Он прилетел почти на неделю позже, чем я, и, попав первый раз в ресторан, обратился ко мне за помощью. В тот день я торопилась, поэтому коротко объяснив местные правила, умчалась на свою несостоявшуюся экскурсию.

– Доброе, – ответила я. – Как отдыхается? Где-то уже побывал?

– Пока только на ближайшие пляжи хожу и по лесу гуляю, – лениво протянул москвич.

– Воздух здесь восхитительный, а вот море не очень, – поддержала я беседу.

– Да, – согласился он. – Мутное какое-то, и до глубины долго идти.

– Говорят, в Савина море глубокое и красивое. Я сейчас туда еду, сначала в монастырь, потом хочу пройтись и поплавать. А завтра в центр Герцег Нови собираюсь. Если есть желание, можем вместе город посмотреть, – спонтанно предложила я, окончательно решив забыть о сербе.

– Не знаю пока. Подумаю, – немного вяло, но вполне любезно ответил мой новый знакомый и сообщил номер своей комнаты.

На дальнейшие разговоры времени у меня уже не оставалось, поэтому, попрощавшись, я направилась на автобусную остановку.

«Наши мужчины пока раскачаются, уже отпуск закончится. Ещё и от женщин инициативу ждут, а они типа подумают. Это не серб, который в первый день нашёл то, что хотел, и бросился к цели, не видя преград!» – размышляла я и вдруг сообразила, что именно меня так привлекло в Дюро: его напор, сила, жёсткая мужская хватка и море обаяния.

«Да у меня просто не было шанса избежать этих отношений!» – мелькнула задорная мысль, как бы предлагая с юмором посмотреть на все случившееся. И вдруг я отчетливо поняла, что мне всегда не хватало сильного мужчины рядом. Так захотелось, чтобы кто-то взял за руку и повел за собой. Но разве это возможно? Я привыкла быть сильной и свободной. И это меня долгое время устраивало. А сейчас? Я не знала ответа и боялась своих желаний.

Войдя в подъехавший автобус, я протянула деньги кондуктору, сидящему за небольшой стойкой возле задней двери, и попросила сообщить, когда будет остановка «Монастырь Савина». Устроившись на свободном сидении возле окна, я отвлеклась от тревожных мыслей и с интересом смотрела на просыпающийся город. За окном мелькали морские пейзажи, а ласковые лучи утреннего солнца переливались искорками на водных просторах.

На остановке я огляделась вокруг, совершенно не представляя, в какую сторону идти.

– Простите, а где монастырь Савина? – обратилась я к паре, вышедшей следом за мной из автобуса.

– Здесь близко. Мы тоже туда идем, – доброжелательно ответил невысокий пожилой мужчина. – А вы откуда?

– Из Москвы. А вы?

– Из Сербии. Белград. Я учил когда-то русский, – почти без акцента сообщил мой неожиданный спутник.

Мы прошли вперед и поднялись по длинной лестнице к подножию монастыря, скрытого в зелени больших пышных деревьев. Высокий белый храм выглядел просто и изящно, возвышаясь над городом, морем и над всеми земными заботами.

При входе в церковь с правой стороны располагалась деревянная стойка, на которой лежали свечи и маленькие листочки белой бумаги. Написав записки за здравие и за упокой, я взяла две свечи и спросила о стоимости:

– Колико кошта?74

– Колико желите75, – ответил погруженный в свой внутренний мир монах и указал на висящий сбоку ящичек для пожертвований.

Заметив, как люди брали свечи и выходили, я последовала за ними и увидела возле одной из стен храма двухъярусные настилы в виде буквы «Г». На верхних и нижних полках горели свечи. Пламя сильно колебалось от ветра, но не затухало, а расплавившийся воск стекал в ровно насыпанный песок, образуя на его поверхности вязкую темно-желтую массу. Я зажгла свечи и, поставив их на верхнюю полку, снова вошла внутрь.

В отличие от русских храмов здесь отсутствовала привычная роспись и позолота. Вероятно, поэтому обстановка и общее убранство монастыря показались мне скромными и строгими. Вдоль стен стояли встроенные сиденья с высокими спинками и деревянными поручнями, по центру от потолка свисала огромная круглая конструкция в виде старинной люстры, а сквозь длинные, высоко расположенные окна проникал солнечный свет, создавая особую, наполненную чем-то возвышенным атмосферу.

Оглядывая стоящих в храме людей, я почти сразу заметила высокую фигуру серба. Одетый в длинные темные брюки и чёрную футболку, с непроницаемым выражением на гладко выбритом лице, он как бы давал понять, что не стоит подходить и что-то выяснять.

Вновь приходящие люди сначала подходили к иконе, стоящей прямо напротив алтаря, крестились, наклонялись, а затем отходили и вставали вдоль стен, причем мужчины справа, а женщины слева. По примеру других, я прошла по красной дорожке к иконе, а затем присоединилась к левой женской стороне, выбрав место возле открытой боковой двери. Мельком я взглянула на стоящего недалеко от входа серба, лицо его выглядело серьёзным и сосредоточенным, но я не сомневалась, что он тоже заметил меня.

Началась церковная служба, которая проходила на сербском языке, поэтому из слов я могла разобрать только «Аминь» и «Слава отцу и сыну». Наблюдая за Литургией, я иногда молилась своими словами и думала: «Очень необычное и в какой-то степени хорошее завершение отношений. А в свете частых разговоров о религии, это даже закономерно вместе помолиться в монастырском храме на прощание. По крайней мере, я теперь вижу, что ничего страшного не случилось, а то, что он сбежал, так Бог ему судья, и лучше сейчас, чем, если бы мы уже выстроили планы на будущее».

Услышав слова священника: «Мир свима», я догадалась, что это значит: «Мир всем», и постаралась почувствовать в себе мир и спокойствие, избавиться от обиды, разочарования и попытаться оставить только хорошие воспоминания о проведенном времени и о моём бурном, красивом романе.

После окончания Литургии выходя через боковую дверь церкви, я увидела Дюро, стоящего напротив главного входа и оживленно беседующего с несколькими мужчинами. Выяснять что-либо в присутствие посторонних мне не хотелось, поэтому я повернула в другую сторону и, не торопясь, начала осматривать территорию монастыря, обнесенную невысокой каменной изгородью.

Вокруг раскинулись клумбы с цветами, изящные белые фонтаны, множество надгробных плит и памятников. Сверху открывался вид на Боко-Которский залив, выход в открытое море и черепичные крыши домов старого города, а слева виднелись обширные виноградные поля, ровными рядами спускавшиеся по наклонной местности. Тихое умиротворение исходило от всего этого места. Сочетание природной красоты и духовного спокойствия наполняло все вокруг, подчеркивая неповторимый облик старинного монастыря Савина.

Услышав русскую речь, я подошла к мужчине и женщине, которые сидели на одной из каменных оград, обращенной в сторону моря.

– Подскажите, а как отсюда к морю на пляж пройти? – спросила я.

– Все время вниз и вниз, и так по лесенкам выйдите на набережную. А вы нас не сфотографируете?

– Да, конечно. Виды здесь красивые, – согласилась я, беря протянутый мне телефон с включенной фотокамерой.

Обойдя все вокруг, я обнаружила, что Дюро уже нет на прежнем месте, и с некоторой досадой подумала, что поговорить и попрощаться мне не удалось. «Но что поделаешь?! – сказала я себе, чуть не плача. – Зато я знаю, что он жив-здоров, а если бы хотел что-то объяснить,